Заключение

Из всего изложенного ясно, что учение Павлова о высшей нервной деятельности имеет широко биологический характер. Созданная им теория относится к числу биологических направлений в физиологии. Считая возможным свести физиологические закономерности к закономерностям физико-химическим, Павлов был убежден в том, что будущее здесь принадлежит физике и химии. Однако, физико-химических методов он не применял, и предложенный им метод условных рефлексов не относится к разряду последних. По мнению Павлова, дело очень далекого будущего - свести физиологию к физике и химии. В настоящее же время он не был склонен сколько-нибудь преувеличивать значения физико-химического направления в физиологии. Заблуждением является распространенное среди некоторых физиологов мнение о том, что все, что не относится к физико-химическому направлению, не есть физиология. Биологическое направление в физиологии так же правомерно, как и физико-химическое. С этой точки зрения учение Павлова о высшей нервной деятельности есть учение физиологическое.

Некоторые физиологи считали, что теория условных рефлексов не есть физиология потому, что она касается поведения животных. Поведение же животных - предмет психологии. Однако, теория и метод условных рефлексов выросли из недр физиологии и касаются физиологических механизмов поведения животных. Чем отличается физиологический подход к изучению поведения от психологического? Тем, что физиолог не просто сопоставляет стимул - раздражитель - и ответ - реакцию, а проникает в физиологическую сущность реакции, ее нервный механизм. Соответственно такой установке и строится экспериментальный физиологический анализ поведения - анализ, исходящий из рефлекторной теории. Условный рефлекс есть строго физиологическое понятие. Учение Павлова не перестает быть физиологическим от того, что оно по своему значению вышло за пределы физиологической науки.

Павлову ставили еще в упрек то, что он якобы игнорировал понятия физиологии нервной системы и создал свою терминологию. Из изложенного было видно, что многие основные понятия и закономерности общей физиологии нервной системы нашли свое место в системе представлений о работе больших полушарий. Сюда относятся понятия рефлекса, возбуждения и торможения, суммации, взаимной индукции, переключения, закон борьбы центров и т. д. Но что же было делать Павлову, когда понятий общей физиологии здесь не хватило? Кроме общих со спинным мозгом закономерностей у коры больших полушарий оказались еще и свои особые закономерности. Открытие этих закономерностей обусловило и введение новой, специфической терминологии, как-то: иррадиация и концентрация, угасание и другие виды выработанного коркового торможения, запредельное торможение, предел работоспособности, функциональная мозаика, системность и т. д. Некоторые из закономерностей, открытых в корковой деятельности, имеют значение и для низших отделов центральной нервной системы, например: внешнее торможение (отрицательная индукция), запредельное торможение (по существу "парабиотическое торможение" Введенского), иррадиация и концентрация нервных процессов, фазовые изменения (уравнительная, парадоксальная, наркотическая фазы и т. д.).

Новая павловская терминология строго соответствует своему конкретному физиологическому содержанию. Она не придумана, а является адэкватным логическим отражением специфичности корковой деятельности. Корковая деятельность не есть просто количественно усложненная деятельность спинного мозга. Эволюция создала в высшем отделе головного мозга свои специфические закономерности, отличные от закономерностей спинного мозга. На протяжении всей книги я старался подчеркнуть этот момент.

Специфичность предмета, естественно, требовала и особенного к нему подхода. Известный русский физиолог А. Ф. Самойлов говорил, что в связи с развитием учения о высшей нервной деятельности народился новый тип исследователя. До этого физиологи были воспитаны преимущественно на острых опытах, на опытах с изолированными нервно-мышечными и прочими физиологическими препаратами. Теперь перед физиологами предстал новый объект исследования - сложная деятельность больших полушарий головного мозга целого, живого животного со всеми его многообразными взаимоотношениями с внешним миром, деятельность, определяемая не только наличными раздражителями, но и историей предыдущего жизненного опыта данного животного, деятельность, изучаемая в хроническом эксперименте, длящемся многими месяцами и годами.

Нашей главной задачей является продолжение дела Павлова. Мы старались показать, что внутри самого учения Павлова заложены большие и неисчерпанные возможности его дальнейшего развития. Мы обязаны сохранить авторитет павловской школы, как мировой научной школы.

Необходимо указать на два существенных момента, относящихся к дальнейшему развитию этой новой области знания. Необходимо стремиться к синтезу физиологии и морфологии больших полушарий, чтобы избежать возможного разрыва в изучении функций и структуры. Для осуществления этой важной задачи еще недостаточно организовать в физиологическом институте морфологическую лабораторию, а в морфологическом институте - физиологическую. Надо итти к тому, чтобы в процессе эксперимента и были объединены физиологический и морфологический методы исследования.

Далее, наряду с физиологией и патологией высшей нервной деятельности животных необходимо всемерно содействовать развитию физиологии и патологии высшей нервной деятельности человека. Сделанный Павловым и его школой переход к исследованию человека необходимо развивать не только в клиническом, но и в экспериментальном направлении. Основная задача эксперимента на человеке - изучение специфичности его высшей нервной деятельности.

Созданная Павловым школа есть школа экспериментального мышления и экспериментального мастерства. По мере наших сил и способностей мы старались раскрыть содержание этих слов. Следует еще только сделать небольшое резюме относительно особенностей мышления Павлова. Он любил называть свое мышление "фактическим мышлением" и нетерпимо относился ко всякого рода словесному фетишизму в науке, Он воспитывал у своих сотрудников уважение к точным фактам и на основе этих фактов строил здание своей науки. Одним из методологических принципов павловского эксперимента был принцип бесконечного варьирования условий опыта. Эти эмпирические моменты еще не делали из Павлова простого эмпирика. Уже одна постоянно проводимая им систематизация фактов выходила за рамки эмпиризма: факты систематизировались и классифицировались, исходя из какого-то принципа, из какой-то идеи. Еще более это справедливо в отношении делаемых им обобщений, часто широкого теоретического характера. Неквалифицированных фактов, т. е. фактов без объяснений, здесь не существовало. Каждый факт должен был найти свое объяснение и определенное место в общей системе представлений. "Если нет в голове идеи, то и не видишь фактов", - также говорил Павлов. Проводимые Павловым эксперименты всегда имели тот или иной логический план, который или подтверждался или опровергался. Таковы рационалистические моменты в мышлении Павлова.

Эти эмпирический и рационалистический моменты находились только в кажущемся противоречии друг с другом, а на самом деле представляли единство в общем методе павловского мышления.

Павлов строго разграничивал факты и объяснения и, чрезвычайно требовательно относясь к первым, совершенно не щадил вторых. Критическое сомнение никогда не покидало его головы: ни при обсуждении конкретных частностей, ни при обсуждении общих концепций.

Из всего опыта работы Павлова и его школы вытекает еще ряд выводов. Какие требования наука предъявляет к уму исследователя? Павлов говорил, что прежде всего наука требует "постоянного сосредоточия мысли на определенном' вопросе, предмете"^*. Примерами этого были Ньютон, Гельмгольц и сам Павлов. Над тем или иным вопросом он не переставал работать и думать до тех пор, пока не находил ему решения, если только оно было возможно. Далее, мы "должны остерегаться, чтобы не увидеть, благодаря словам, действительности в ненадлежащем, неверном виде". "И задачей вашего ума, - говорил Павлов, - будет дойти до непосредственного видения действительности, хотя и при посредстве различных сигналов, но обходя и устраняя многочисленные препятствия, при этом неизбежно возникающие". Он часто говорил своим ученикам, что лучше открыть одну маленькую истину, чем тешить себя открытием многих истин, но ложных и фальшивых.

^* (Из неопубликованной лекции И. П. Павлова "Об уме вообще", прочитанной в Ленинграде в 1918 г.)

"Абсолютная свобода мысли, свобода, о которой в обыденной жизни нельзя составить себе даже и отдаленного представления" - одно из требований подлинно передовой науки.

Далее, "абсолютное беспристрастие мысли": "Это значит, что как бы вы не излюбили какую-нибудь вашу идею, сколько бы времени ни потратили на ее разработку, вы должны ее откинуть, отказаться от нее, если встречается факт, который ей противоречит и ее опровергает". Так он поступал сам и в этом духе воспитывал своих учеников.

Ум должен "захватывать всю сложность, все разнообразие действительности". Он с самого начала должен стремиться к тому, чтобы охватить "все подробности". Чтобы учесть все целиком, Павлов любил проводить эксперимент, сидя в камере и непосредственно наблюдая поведение животного в целом.

"Идеал ума, рассматривающего действительность - простота, полная ясность, полное понимание". А ведь нередко в нашей научной литературе бывает так, что сам автор ясно себе не представляет того, о чем пишет.

"Смелость признания своего непонимания" должна быть свойственна уму настоящего ученого. Павлов никогда не стеснялся признать это там, где это было нужно.

Далее, "для ума необходима привычка упорно смотреть на истину, радоваться ей". Павлов любил повторять факты и вновь убеждаться в их истинности. Повторить уже сделанную работу, проверить правильность ее выводов не считалось каким-либо лишним или ненужным делом.

"Последняя черта ума, поистине увенчивающая все - это "скромность мысли". Прекрасным примером этого Павлов считал Ч. Дарвина, но таким же был и он сам.

Вот что писал Дарвин о себе в автобиографии: "Таким образом, мои успехи в жизни как человека науки, каковы бы ни были их размеры, зависели, насколько я могу судить, от сложных и разнообразных умственных качеств и условий. Из этих качеств самыми важными, несомненно, были любовь к науке, безграничное терпение при долгом обдумывании какого бы то ни было предмета, трудолюбие в наблюдении и собирании фактов и порядочная доля изобретательности и здравого смысла. Достойно удивления, что при таких умеренных способностях, какими я обладал, я мог в значительной мере повлиять на убеждения людей науки по некоторым важным вопросам".

Для организации научной работы в павловской школе был характерен коллективизм. Каждый в своей отдельной работе чувствовал себя необходимой частью большого, единого коллектива, устремленного к одной цели. Руководитель и сотрудники представляли одно спаянное целое. Каждый по мере своих возможностей и способностей что-то вкладывал в общее дело. "В области мысли, - писал Павлов, - при постоянном умственном общении, едва ли можно точно разграничить, что принадлежит одному и что другому. Зато каждый имеет удовлетворение и радость сознавать свое участие в общем результате"^*. В этом духе следует воспитывать нашу научную молодежь и наши научные кадры.

^* (Из предисловия И. П. Павлова к "Лекциям о работе больших полушарий головного мозга".)

Я заканчиваю свой труд и питаю надежду, что он послужит дальнейшим успехам павловской школы и ее идеологическому единству.

Заканчивая свой труд, я низко склоняю голову перед светлой памятью Великого Ученого, Учителя, Человека.